И такую жизнь пережили
Продолжение
Побег
И приснился мне в эту ночь еще удивительный сон. Иду я, вроде, между бараками и слышу красивый слаженный хор. Вроде бы, церковный. А слышится из-под земли. «Господи, помилуй! Господи!» – слышу слова, – «Долгое лето! Долгое лето!». Испугалась я и проснулась. Лежу, думаю – к чему бы это? А потом ровно током стукнуло: это знак нам дан Богом. В пути будет нам благополучие, помилование, чего же я лежу! Надо вставать. Встала. Побудила всех. Все уже знали, зачем. Поднялись, тихо вышли. Было темно. Но дорогу до первой деревни я знала хорошо.
Разделились – свекровь с Алешей на отдальке, но чтобы я их видела, идут. Это моя хитрость – вроде мы не одна семья.
До деревни семь километров. Сил нету – то и дело отдыхаем – до деревни дошли только к вечеру. Где ночевать? В деревню нельзя – челдоны, наверное, какие-то блага имели за поимку беглых – выдавали. Как только солнце село, мы ушли дальше в лес. Раньше я около деревни видала гумно. А на нем клуня. В сумерках я ее нашла. Зашли. Перекусили. Там была солома – легли на нее спать. Утром встали рано. Страшно в деревню входить, а кричи – надо. У меня еще остались два платка шелковых – надо продать или на харчи обменять.
Пошли по дворам – свекровь подаяние просит, а я платки предлагаю. Наменяла – сухарей, да буханку хлеба дали, да ведерко малое молока. Первый раз за полгода хорошо поели и рады – живем. И дальше идем. Прошли деревню. В последней хатушке я увидела бабушку. Подошла к ней и попросила указать нам дорогу на пристань. Она сказала как, и что до нее далеко, аж 150 километров. Душа добрая. Эта бабушка – не отпустила сразу. Пригласила в хату пообедать. И опять так хорошо, по-домашнему, мы за полгода пообедали первый раз. Вывела нас бабушка за двор, показала, как нам идти. Пошли дальше.
...Иду я и шепчу мною молитву придуманную. А может и не мною. «Спаси нас, Господи, от всякой страсти, от всякой напасти, от злого духа. Спаси...». Ее я шептала, когда выходили из барака. И вот Господь спас нас.
В деревню вошли голодные. Бабушка Хрестиния Степановна, царство ей небесное, сказала:
– Я, Маня, дальше не могу идти. Останусь тут в деревне. Бог даст, увидимся.
И осталась она на дороге около деревни, а мы пошли. В конце деревни у ворот дома старик сидит. Мы к нему. Покажи, мол, дедушка, как нам на пристань попасть. А он говорит:
– Расскажу, милая, но вы до нее не скоро дойдете. Зайдите сначала в дом, там бабушка. Скажи, что я велел вас покормить.
Люди добрые! Как без вас. Не осилили бы мы этот тяжкий путь!
Дедушка сказал, что дальше нам идти опасно: по дороге грабители есть. Заберут последнее. И посоветовал:
– Вон видишь большой дом, в нем живет старший в обозе, который сегодня пойдет в Соликамск. Сходи, попроси, может он возьмет вас.
Пошла. Обозник спрашивает:
– А кто ты такая?
– Из Губдора, – говорю.
– Полесовых знаешь? – пытает.
– Нет, – говорю. – Я там мало жила. Муж привез, а его скоро в тюрьму посадили. Вот возвертаюсь домой, к сестре в Казань.
А он:
– Деньги-то есть? – спрашивает.
– А сколько надо?
– Десять рублей, – говорит.
– Наберу.
Поверил, нет ли, не знаю, взять согласился с осторожностью.
– Вы, – сказал, – пока идите по дороге. А мы вас догоним и возьмем по пути.
И правда, – недолго шли. Обоз показался. Остановились. Старший на своей подводе впереди. Меня взял – «за сестру будешь». А детей по другим подводам рассадили. Ехали всю ночь. На рассвете высадили около деревни. В трех километрах от пристани Тюлькино. В деревню не пошли. Полежали в кустах, подзоревали немного. Набрали воды в болотине. Умылись, ноги помыли. С пристани уже гудки слышались. На душе тревожно...
...Вижу, милиционер ходит. Он должен знать. Страшно подходить. Но надо. Подошла. Он такой внимательный, вежливый. Спрашиваю, он объясняет.
– Можно, гражданка, пароходом до Казани. А вам дальше куда?
Дальше я хорошо помню – до станции Филоново.
– Тогда берите билет до Казани, а там пересядете на поезд до Филоново.
И спрашивает: не хочу ли я подработать.
– Надо картошку прополоть. Это недалеко. Пароход на Казань подойдет только в двенадцать. Успеете. Часа три поработаете. Мы вас покормим, и хлеба с собой дадим по полкилограмма.
Ой, как надо подзаработать! У меня в мешке и крошки от сухарей не осталось после того как разбойники нас ограбили. Подошла к женщинам, про каких думала, что они тоже беглые. «Пойдемте, – говорю, – если вам тоже нужен хлеб».
Хорошо поработали, хорошо покормили нас, и с собой принесла кусочки рыбы и хлеб. А тут и объявление – кому на Казань билеты надо покупать. Скоро придет пароход. Народ кинулся к кассе – не пролезть. Но купила.
Погрузились. Документов у меня кроме той бумажки, что комендант лагеря выписал, – никаких. Боялась – станут проверять и высадят снова на берег. Слава Богу – не проверяли. Загудел пароход, и мы поплыли. На душе отлегло. Люди вокруг нас, оборванцев, хорошие. Вот одна женщина – вся такая интеллигентная, в красивом платье, в шляпе. Подходит ко мне, спрашивает:
– Твои дети?
– Мои, – говорю, а сама боюсь – к чему это она спрашивает. Она ушла и тут же вернулась.
В руках половина чашки масла постного и половина буханки хлеба.
– На, – говорит, – покорми детей.
А рядом еще такая же несчастная женщина с мальчиком. И им принесла. Боже милостивый! Мир твой не без добрых людей. Слава тебе, Господи!..
...Пятнадцать дней. И вот Казань. Ночь на дворе. Нам приказано освободить пароход. Я прошу оставить нас до утра в пароходе. Матрос говорит, что нельзя, мыть, мол, полы будем. А я ему: «Оставьте, я тоже буду полы мыть». Упросила. Господи! Спасибо, добрый человек. Да я за доброту к моим детям не только полы, ноги матросам готова мыть...
...Не зря мне все-таки в последнюю лагерную ночь приснился вещий сон. Хор под землей. «Господи, помилуй! Господи, помилуй!». Миловал Господь. От всякой страсти, от всякой напасти оберегал. И всю дорогу людей к нам добрых подсылал. Мы ехали без копейки на еду. Люди не дали с голоду помереть. Спасибо им. Век не забуду доброту людскую.
Поезд – не пароход, и не заметили, как до Филоново доехали. Вышли, люди людей встречают, радуются. А нас никто не встречает. Да и хорошо. Мы возвращаемся потаясь...
Окончание следует.
