В минувшем ноябре сошлись три знаковые всемирные даты, связанные с детством. 55 лет назад 20 ноября 1959 года Генеральная Ассамблея ООН приняла Декларацию прав ребенка. В честь двадцатилетия этого акта в 1979 г. и был учрежден Всемирный день ребенка. А 25 лет назад в этот же день ноября Генассамблея приняла Конвенцию о правах ребенка, в которой прописанные детские права уже не просто декларировались, а приобретали силу норм международного права.
СССР - одним из первых ратифицирован Конвенцию. Такой оперативной готовности государства взять на себя серьезные обязательства во многом способствовали энергия и авторитет основателя и главы Советского (впоследствии Российского) детского фонда Альберта Лиханова. Который - что было немаловажно в такой ситуации - являлся тогда еще и председателем подкомитета по правам ребенка Верховного Совета СССР. В канун «трижды юбилейного» Всемирного дня ребенка Альберт Лиханов ответил на наши вопросы.
- Альберт Анатольевич, наша страна одной из первых подписала и ратифицировала конвенцию. Лично для вас с какими надеждами тогда было связано это событие?
- Я понимал, что Международная конвенция о правах ребенка - основополагающий всемирный документ, но за ним должна последовать целая серия наших внутренних законодательных актов. Такова практика принятия всяких международных конвенций, деклараций... Документ стал для государства своеобразной “навигационной картой” в море детских проблем и основой для создания программ, направленных на их разрешение.
Прошло четверть века - и у нас, действительно, принято множество самых разных документов. Наверное, нет темы, на которую бы законодательство не откликнулось. Я считаю, что по числу документов и законов на душу населения наша страна превзошла большинство стран мира. Но такого документа - единого, который бы устанавливал или был отечественным законом о правах ребенка, так и не появилось. Надо заметить и другое, законодательный акты последнего времени иногда носят «пожелательный», а не правоустанавливающий характер. Мне, например, непонятны новые термины, вроде, «медицина, доброжелательная к детству». Хочется спросить представителей законотворчества: а - что, есть медицина, недоброжелательная к детству? Что это за медицина такая? Или появилась категория целых городов, «доброжелательных к детству». Словом, я думаю, фронт работ для законодателей ещё огромный, и за 25 лет, конечно, сделано далеко не все.
- Предположу, что ваши надежды, связанные с Конвенцией, не ограничивались рамками законодательства. Была надежда на то, что в отношении к детям и у государственных мужей, и у общества произойдет перелом?
- Естественно, я рассматривал процедуру подписания Конвенции Советским Союзом как полное согласие с тем, что в ней предлагалось. На Генассамблее тогда выступил американский президент Буш - старший, выступал он едва ли не первым, и произнес довольно эмоциональную речь, но США до сих пор не ратифицировали Конвенцию о правах ребенка. Это понять очень трудно. Мы же ратифицировали документ почти одновременно с Китаем. Две многолюдные страны сразу согласились с Конвенцией! Это для Детского фонда ЮНИСЕФ, его тогдашнего исполнительного директора Джеймса Гранта, стало определяющим. Наша страна не только подписала документ, но фактически и мгновенно его ратифицировала. Это произошло 13 июня 1990 года. Конечно, тогда была великая надежда на то, что защита детства, которая в советское время имела недостатки, но имела устоявшийся, традиционный характер, получит новый мощный импульс развития. Нам хотелось нового сдвига, большего прогресса во взаимоотношениях взрослых и детей. Верилось, что ребята отныне обретут новую заботу, получат больше внимания, улучшенную социальную, медико-педагогическую помощь, чтобы десятилетиями копившиеся проблемы - высокая младенческая смертность, казенная убогость сиротских домов, тяжелое положение с детьми-инвалидами, детьми из многодетных и малоимущих семей, да все и не перечислишь, - начали решать всем миром: и государство, и само общество.
Выступая в III Главном комитете ООН накануне Генеральной Ассамблеи, я тогда уверенно сказал: «Право зафиксированное - это высокое благо, но благо реализованное - благо втройне». Это стало философией нашего Детского фонда. Например, в стране тогда была серьезная проблема с младенческой смертностью. Три года подряд - с 1989 по 1991-й - мы с Минздравом посылали в регион Средней Азии и Казахстана от 2500 до 2000 врачей на самые жаркие 90 дней и снизили младенческую смертность всего СССР на 16% - небывалая статистика! А смертность детей второго года жизни на 55%. Сражаться за детей ехали врачи всей страны! Всерьёз занялись мы особыми видами детской инвалидности. Привезли в Москву выдающегося американского черепно-лицевого хирурга, который начал делать операции в Республиканской детской клинической больнице. Его опыт перенимали отечественные врачи. Так в стране зародилась углубленная черепно-лицевая хирургия для детей, рожденных с уродствами, так называемых детей-квазимодо. Теперь эта хирургия у нас в стране успешно развивается. Могу привести другой пример - в советское время операции на открытом сердце для детей носили ограниченный по объёму характер. Очередь нуждающихся превосходила возможности медицины. И Детский фонд вместе с институтом Кардиохирургии и теперь прославленным Лео Антоновичем Бокерия стал отбирать наиболее нуждающихся детей и отравлять их на операции в США. За несколько лет было прооперировано 880 детей! И семьи при этом не платили ни копейки! Сейчас Институт Бокерии развернулся в полную мощь, все операции делаются у нас, это тоже чрезвычайно важно. Я считаю, это один из реальных фактов того, что Конвенция реально помогла страждущим детям.
- Четверть века назад проблем у детства России было выше крыши. Тем более, что на изломе истории страны к уже имевшимся добавились новые к примеру, на наших улицах появились беспризорники, маленькие попрошайки... Как вы оцениваете изменения, которые за четверть века произошли с нашими «гаврошами»?
- Детей голодных почти не стало. Нет той формы беспризорничества, которая была вполне очевидна в 90-е годы, когда ребята шлялись по вокзалам, подвалам... В Москве тогда построили серию приютов, туда забирали детей, которые не совершали правонарушений, но были бродягами. Там их отмывали, приводили в чувство в течение месяца, а потом отправляли обратно. К сожалению, сведений о том, что и как получалось с этими детьми, нет. Такие исследования не проводились. Сейчас понятия «дети-беспризорники» не существует. Но существует понятие милицейское: число задержаний детей по разным поводам. Это число является статистикой, и только. Никто уже не рассматривает беспризорничество как социальный фактор. Надо сказать, сегодня беспризорничество мимикрирует. Ведь на любой помойке мальчишкам можно приодеться: нет ботинок - найдут их там, нужна куртка - тоже выберут из кучи. Вот и получается - может, у ребенка и беда, но внешне он одет, обут, и не вызывает ни чувства сострадания, ни чувства опасения за его судьбу. К сожалению, появились такие новые феномены... Однако число сирот, на мой взгляд, все еще чудовищно велико. Это подтверждается и ежегодными государственными докладами о положении детей (кстати, за 2013 год, по-моему, такой еще не был опубликован). Правда, общество стараются успокоить другими цифрами, которые говорят о сокращении числа детей в сиротских госучреждениях, и те почти прекращают свое существование. Детей передают оттуда на появившиеся разные формы семейного воспитания. У нас сегодня есть приемные, опекунские, патронатные семьи. Но, что меня печалит, семейные детские дома Детского фонда, которые мы в свое время создавали, фактически уже не существуют: они переведены в приемные семьи.
- Поясните, в чем разница...
- В наших семейных детских домах родители, взявшие под свое крыло детей (не менее пяти), считались сотрудниками детского дома, имели трудовые книжки, им шел стаж, они получали отпускные, оплачивался больничный... Такие родители работали на государство, чувствовали себя ответственным перед ним. Сейчас все переведено, извините, на уровень любительства. Семья, которая приняла ребенка и подписала на этот счет договор с муниципальным учреждением, воспринимает воспитание приемных детей как договорное дело, и, когда пожелает, может этот договор расторгнуть. А что тогда происходит с душой ребенка - доверчиво полюбившего «папу и маму» и преданного ими?.. Это самое печальное. Среди сегодняшних приемных родителей, конечно, есть очень хорошие, достойные люди, достойные самого высокого признания государства. Нет бы ещё и «вознаградить» их за эту работу социальным пакетом, который имеет любая уборщица? Ведь они искупают чьи-то грехи! Но есть и те, которые клюют на высокое вознаграждение и необязательность в форме договора подряда.
В те годы, когда мы активно создавали семейные детские дома, как свидетельствовала государственная статистика, стали меньше сдавать детей в дома ребенка. Это одна из краеугольных проблем, которой нужно заниматься! Кто, прежде всего, решается на такой страшный поступок? Прежде всего, плохо устроенные матери. Значит, надо оказать им всестороннюю поддержку - чтобы они, может быть, хоть и бедствовали, но детей-то не бросали.
- Что бы вы еще сделали в сфере сиротства?
- Думаю, было бы правильным среди прочих форм заботы о детстве отдать преимущество двум из них. Во-первых, это усыновление. Сегодня семья, усыновившая ребенка, получает в некоторых регионах разовое вознаграждение и этим все заканчивается. Было бы правильным предоставить такой семье самого разного рода помощь и льготы до совершеннолетия ребенка. Во-вторых, возродил бы семейные детские дома, как народную службу государства по рассасыванию сиротства и социальной адаптации сиротства. Но именно - как государеву службу, а не договор подряда! У Детского фонда это получилось. Мы только в России создали 368 семейных детских домов - счастье обрели 4 тысячи с небольшим детей. Все они состоялись. 70 процентов их них получили высшее образование, остальные среднее специальное, все устроены, вышли замуж, женились...
Все это надо делать, не откладывая. Ведь по-прежнему немало историй, когда матери отказываются от детей, передавая их в дома-ребенка или больницы. Зачастую этим пользуются недобросовестные люди, которые имея доступ к «отказному» ребенку, видят в нем только товар, который можно выгодно продать за границу. Это сильно ударило по всем нам, по народу, по нравственному статусу, опустило нас.
- Вы хотите сказать, что надо отказываться от международного усыновления?
- Всякая детская история индивидуальна. Скажем, есть немало детей с врожденными уродствами, которые были бы обречены на более чем тяжелую судьбу, если бы не нашлись иностранные мамы и папы. Я говорил с директором санкт-петербургского детского дома о судьбе бывшей ее воспитанницы с генетическим отклонением - недоразвитыми ножками - Тани Макфаддин, ныне - многократной чемпионке параолимпийских игр. Иностранные родители обеспечили девочке все необходимые операции, выходили, тренировали - и Таня добилась потрясающих успехов. Как-то она сказала: «Если я когда-нибудь выиграю Олимпийские игры, то первую золоту ю медаль отвезу директору детского дома, которая меня отпустила на усыновление за границу». И сделала это. Зачем мешать судьбам таких людей? Но в массовое движение иностранные усыновления превращать, конечно, нельзя. По некоторым данным, мы передали в США около 60 тысяч наших детей, и для 20 это обернулось трагедией. Хочу спросить: кто это сделал? На основании каких - таких внутренних решений? Ну и давайте будем честными, оценивая самих себя - в нашей стране несколько тысяч детей каждый год подвергаются насилию, из них тысяча погибает... Что - наше общество не в состоянии осознать масштабы трагедии? Конечно, такая информация не сильно афишируется, по телевидению не показывают судебные процессы над взрослыми, совершившими насилие над детьми.
Отдельный вопрос - это наши российские мамы, которые выходят замуж за иностранных граждан и уезжают за рубеж по доброй воле. Я бы предложил, чтобы у нас появился для них какой-то дополнительный «выездной» документ, подписывая который, они бы принимали на себя полную ответственность за то, что будут защищать своих детей на всех уровнях другого государства. По-человечески я вообще посоветовал бы этим людям, которые рвутся туда за удачей, за счастьем, за мнимым благополучием, подумать основательнее, зачем они увозят детей, с какой целью, что их ждет. Ведь большинство из них полагают, что они едут в светлый мир, где все перед ними будут расстилаться. Сколько обратных тому примеров! Поэтому подумайте прежде, чем выезжать. Надо сказать этим женщинам, которые увозят детей: «Если вы гражданки России, то и живите в России. Если вы поехали куда - то, то меняйте гражданство и подчиняйтесь правилам того государства». С людьми должны разговаривать, им надо разъяснять все опасности их решений в отношении ребенка.
- Вы уже привели примеры того, как Детский фонд в советские годы помогал детям, страдающим тяжелыми заболеваниями. Есть новые программы, позволяющие получить медпомощь у себя на родине?
- Например, в этом году начали очень сложный, интересный проект под названием «Звуки жизни». Речь идет о детях, которые рождаются абсолютно глухими. До 5 лет таким малышам нужно сделать сложную операцию: в головку монтируется специальный чип, потом к нему добавляется дорогостоящая аппаратура. Операция стоит под 2 млн. рублей. После операции необходимо подогнать аппарат, и самое главное - адаптировать ребенка к вдруг «зазвучавшей» жизни. Мы сделали такую программу, и смысл ее в том, чтобы оказать социальное сопровождение такой семье - родителю и ребенку. В этом году оказали помощь 80 парам из самых разных уголков страны. Бесплатно и привезли в наш центр реабилитации, и отправили обратно домой. С каждым ребенком в течение недели ежедневно работало до семи врачей. И как всегда мы подбирали специалистов самого высокого класса. Некоторые малыши, которые не произносили ни звука, заговорили прямо в нашем реабилитационном центре. И сейчас начинаем второй этап, поможем еще одной большой группе детей. Такого ни одна общественная организация не делает.
А есть и другая программа - «Детский туберкулез». Был создан Всероссийский попечительский совет программы, в который вошли уже упомянутый мною Лео Бокерия, директор НИИ неотложной детской хирургии и травматологии Леонид Рошаль, певец Иосиф Кобзон. В России ежегодно заражается туберкулезной инфекцией 280 - 290 тысяч детей и подростков. За последние годы больных детей стало больше в 2,5 раза. Эта тяжкая болезнь достигла состояния громадного эпидемиологического очага, и если не вмешаться, то именно детский туберкулез станет реальной угрозой развитию страны. Многие ребята заболевают потому, что в семьях, особенно пьющих, нет денег на теплые сапожки, куртки. Они плохо накормлены. В зоне риска 800 тысяч маленьких россиян из семей с небольшим достатком. Между тем не во всех районах есть даже фтизиатры. А те, что работают, не всегда успевают вовремя поставить диагноз. И потом ребенок оказывается в ситуации, из которой его уже нужно вытаскивать. Во многих лечебных и профилактических учреждениях не хватает необходимой бытовой техники и оборудования, в иных санаториях ребята не могут даже поиграть в футбол или волейбол, покататься на лыжах. В санаторских библиотеках только старые книги, журналов и газет не найти. Есть и просто вопиющие факты. В некоторых больницах и санаториях нет моющих средств и даже туалетной бумаги. Часто нет даже зубной пасты - бюджет тоже этого не предполагает. У многих неблагополучных и бедных, конечно, семей не хватает денег не только чтобы навестить ребенка, который лечится в санатории полгода, а то и год, но даже на билеты до здравницы для сопровождающего взрослого. Такая ситуация типична для районов Сибири и Дальнего Востока..
Главная цель фонда - помочь детям, которые помимо того, что больны, еще обделены вниманием и заботой. И, конечно, помочь учреждениям, занимающимся профилактикой детского туберкулеза. Мы приняли решение о формировании стандартного комплекта для них. В него вошли медицинские приборы для проведения физиотерапевтических процедур, спортинвентарь, книги и видеофильмы, игровые модули, а также комплекты нижнего белья и домашней одежды для всех детей, которые находятся на лечении. Субъекты РФ, в которые направлена благотворительная помощь, были определены по рекомендации члена Правления Фонда, главного детского фтизиатра Минздрава России В.А. Аксеновой. Таким образом, Фонд недавно направил помощь в 18 специализированных учреждений 6 регионов: Республики Бурятия, Коми, Тыва, Хакасия, а также Нижегородскую и Костромскую области. С вашей точки зрения, какое самое слабое место в политике государства применительно к детству?
- Я считаю, что у нас существует огромная прореха в духовной защите детства. Сегодня школа просто предоставляет образовательные услуги. Понятие воспитание исчезло. Учителя не ставят такой задачи. Но без воспитания не может быть этой духовной защиты. «Что такое хорошо, что такое плохо» - не напрасно такая книжка была заказана Маяковскому. А сегодня дети не знают, что такое хорошо, что такое плохо. Это одна из острейших проблем. То, что произошло на Украине, объединило поколения украинских подростков, объединило ненавистью к москалям, к русскому. Увы, лучше всего объединяет ненависть. А наш подростковый мир рассыпается, потому что главная духовная идея в том, чтобы быть успешным. Это слово отвратительное. Успешный - это индивидуалистический термин, он ребенка толкает к тому, чтобы добиться успеха любой ценой, оттолкнуть, отвергнуть товарищество. Что такое мальчишество
